«Но если они чувствуют себя обманутыми, надо сказать им, что на них махнули рукой и что за все кошмарные восемнадцать последних лет не было никого, кто мог вытащить их из этого, кроме них самих...»
Франсуаза Саган

«Но если они чувствуют себя обманутыми, надо сказать им, что на них махнули рукой и что за все кошмарные восемнадцать последних лет не было никого, кто мог вытащить их из этого, кроме них самих...»
Франсуаза Саган
Декларация независимости
1
След овальный, и точкой — каблук.
Так сказать, восклицательный знак.
Соблазнительна тема разлук
С переходом в табак и кабак.
Но не тронет меня этот снег,
Этот снег и следы твоих ног.
Не родился еще человек,
Без которого я бы не мог.
2
Выйдешь в ночь — заблудиться несложно,
Потому что на улице снежно,
Потому что за окнами вьюжно.
Я люблю тебя больше чем можно,
Я люблю тебя больше чем нежно,
Я люблю тебя больше чем нужно.
Так люблю — и сгораю бездымно,
Без печали, без горького слова,
И надеюсь, что это взаимно,
Что само по себе и не ново.
3
Все нам кажется, что мы
Недостаточно любимы.
Наши бедные умы
В этом непоколебимы.
И ни музыка, ни стих
Этой грусти не избудет,
Ибо больше нас самих
Нас никто любить не будет.
4
Мне снилось, что ты вернулась, и я простил.
Красивое одиночество мне постыло.
Мы выпили чаю, а следом легли в постель,
И я прошептал, задыхаясь, уже в постели:
«А этот-то как же? Этот?» — во сне, и то
Я помнил о нем, как вину не забыть давилен.
«Ах, этот, который?— смеясь, отвечала ты.
Да ну их всех. Закаялась. Ты доволен?»
И долго, долго потом лежу на спине,
Застигнутый августовским поздним рассветом
И мыслью о том, что спишь не одна; во сне
Не видишь меня, а если видишь, то не
Напишешь вольным размером стихов об этом.
5
Блажен поэт, страдающий запоем!
Небритая романтика — в чести.
Его топтали — мнит себя героем,
Его любили — он рычит «Прости»…
Что до меня, то все мои потуги
Примерить эти почести — смешны.
Топтали. В этом нет моей заслуги.
Любили. В этом нет моей вины.
6
Ладно б гений, пускай хоть изгой,
Но с рожденья ни тот, ни другой,
Обживаясь в своей подворотне,
Жил как тысячи, думал как сотни —
А не прячется шило в мешке!
И жуешь на своем пятачке
Черствый хлеб круговой обороны,
Черной участи белой вороны.
8
Новые рады заморским гостям,
Старые — только татарам.
Старые люди идут по костям,
Новые люди — по старым.
В стае соратников холодно мне,
В стаде противников — тесно…
Нету мне места на этой земле.
Это и есть мое место.
9
Что я делал? Орал на жену
И за всей этой скукой и злобой,
Проклиная себя и страну,
Ждал какой-нибудь жизни особой.
Не дождавшись, угрюмо подох,
Как оно и ведется веками.
Что поделать? Суди меня Бог,
Разводя безнадежно руками.
10
Все меньше верится надежде,
Все меньше значат письмена,
И жизнь, казавшаяся прежде,
Все больше смахивает на.
Родной отряд не то что выбит,
Но стыдно собственных знамен.
Читатель ждет уж рифмы «выход»,
А выйти можно только вон.
11
К вечеру холодно. Скоро и лед.
Утренник сед.
Что-то все реже, все чище мелькнет
Синий просвет.
Что-то все больше бессолнечных дней,
Тусклых ночей —
Что-то становится все холодней,
Все горячей.
12
От себя постепенно отвык:
От каких-то привычек, словечек…
Забываю, как отчий язык
Забывает с годами разведчик.
Машинально держусь на плаву.
Жаль тонуть — выгребаю исправно.
Без тебя же я как-то живу —
Без себя проживу и подавно.
13
Осторожно, мучнисто светает.
Неуверенный птичий галдеж.
Мне с тобой-то тебя не хватает —
Что же будет, когда ты уйдешь?
Вид в окошко: труба водостока,
Ветки, галки, белье на ветру…
Мне и здесь-то уже одиноко —
Что же будет, когда я умру?
14
Божественна Россия поздней ночью,
Когда состав, кренящийся слегка,
Промахивает светопись сорочью
Широкошумного березняка.
Как впору ей железная дорога —
Изгибчатый, коленчатый костяк!
Как все ништяк! Как не хватает Бога,
Чтоб стало все совсем уже ништяк!
* * *
Никто уже не станет резать вены —
И слава тебе господи!— из-за
Моей предполагаемой измены
И за мои красивые глаза.
Не жаждут ни ответа, ни привета,
Взаимности ни в дружбе, ни в любви,
Никто уже не требует поэта
К священной жертве — бог с тобой, живи
И радуйся! Тебе не уготован
Высокий жребий, бешеный распыл:
Как будто мир во мне разочарован.
Он отпустил меня — и отступил.
Сначала он, естественно, пугает,
Пытает на разрыв, кидает в дрожь,
Но в глубине души предполагает,
Что ты его в ответ перевернешь.
Однако не найдя в тебе амбиций
Стального сотрясателя миров,
Бойца, титана, гения, убийцы,—
Презрительно кидает: «Будь здоров».
Бывало, хочешь дать пинка дворняге —
Но, передумав делать ей бо-бо,
В ее глазах, в их сумеречной влаге,
Читаешь не «спасибо», а «слабо».
Ах, Господи! Как славно было прежде —
Все ловишь на себе какой-то взгляд:
Эпоха на тебя глядит в надежде…
Но ты не волк, а семеро козлят.
Я так хотел, чтоб мир со мной носился,—
А он с другими носится давно.
Так женщина подспудно ждет насилья,
А ты, дурак, ведешь ее в кино.
Отчизна раскусила, прожевала
И плюнула. Должно быть, ей пора
Терпеть меня на праве приживала,
Не требуя ни худа, ни добра.
Никто уже не ждет от переростка
Ни ярости, ни доблести. Прости.
А я-то жду, и в этом вся загвоздка.
Но это я могу перенести.